Вопрос: А как быть с солипсизмом (теория о том, что ничего
не существует или не является реальным, кроме индивидуального "я")?
Для меня самый большой страх - это страх космического одиночества. Иногда я
просыпаюсь с чувством: "Это правда! Никого тут больше нет!" Философы
разглагольствуют о "личном языке" (http://ru.wikipedia.org/wiki/Витгенштейн,_Людвиг), но их
аргументы не выдерживают проверки опытом, ужасом и убежденностью. Курс чудес
много говорит о единении и о том, как разделение вновь возвратится к
целостности. Разве это не звучит немного одиноко? Почему "мы"? Почему
не "я"? Если я вижу сон о воспринимаемом мною мире, почему мне не
снятся другие люди? Когда единение произойдет, "Возвращение", как
говорят в Дзен, почему это должно быть хорошо? Почему не ужасно? Потому что
блаженство недуалистичная эмоция по сравнению с любым видом страха, который
является дуалистичным? Это может быть так, только тот страх, который мы
называем "ужасом", имеет леденящий эффект и ощущается как своего рода
принятие неизбежности.
Ответ: Космическое одиночество - хорошее определение Ада, пожалуй. Но
"одиночество" подразумевает, что есть "я", которое ощущает
себя личностью, также чувствуя страх. А это не то, что имеет в виду Курс чудес
под единением или единством, которое является состоянием, превосходящим
(трансцендирующим) все сознание полностью. Иисус говорит нам, что в нашем нынешнем
состоянии нам не понять "Неделимого единства" (T.25.I.7:2). Но он
часто заверяет нас в Курсе, что когда наши умы исцелятся от всех мыслей о
разделении, мы будем неописуемо счастливы и будем испытывать покой: "О,
мои братья, если бы вы только знали, какой покой окружит вас и будет
поддерживать вас прекрасными, сохранными и чистыми в Господнем разуме, вы
поспешили бы Ему навстречу, туда, где расположен Его алтарь. Да святится имя
твое и Его, ибо они едины здесь, в этом святом месте. 3десь Он склоняется,
чтобы поднять тебя к Себе, от иллюзий - к святости, от мира - к вечности,
извлекая из страха, и отдавая тебя обратно любви." (Разъяснение терминов
4.8:1,2,3) Ни один солипсист так никогда не говорил! Любовь без эго и солипсизм
являются взаимоисключающими: "Ведь функция любви — соединять в себе всё и
держать всё вместе продолжением ее полноты." (T.12.VIII.7:11)
Нам нужно научиться, через процесс прощения, тому, что мы сновидцы своих
собственных снов, чтобы мы смогли вновь обрести силу нашего разума выбирать.
Когда мы вернемся в этому состоянию, то ясно увидим то, что мы не выбирали, -
любовь, включающую в себя все творение как одно целое, чтобы иметь свое
индивидуальное существование. Мы также осознаем боль, участвующую в поддержании
этого существования через отрицание и проекцию, и это послужит причиной для нас
считать ее все менее и менее привлекательной, особенно потому, что мы вспомним,
что это был выбор, основанный на ложных предпосылках. (миф Курса об эго).
В начале урока №107 Иисус использует наш язык и знакомые нам
переживания, чтобы намекнуть нам на то, что нас ожидает, когда наши разумы
исцелятся:
"Можешь ли ты вообразить такое состояние разума, в котором нет иллюзий?
Что он почувствует? Припомни время, всего минуту или менее того, когда ничто не
нарушало твой покой, когда ты чувствовал себя любимым и в полной безопасности.
Вообрази тот миг продолженным до конца времени и далее — в вечность. Затем дай
ощущению спокойствия, которое ты чувствовал тогда, стать глубже в сотни раз,
затем еще во столько же.
И это будет лишь намеком, лишь бледной тенью состояния, которое приносит
истина. Где нет иллюзий, там не бывает страха, сомнений и атак. С приходом
истины стихает боль, ибо не остается места для преходящих мыслей, мертвых идей,
замешкавшихся в твоем разуме." (Уч.107.2; 3:1,2,3).
Практика прощения ведет к признанию того, как больно существовать в состоянии
разделения, к осознанию боли, которую мы отрицали. Когда это становится яснее
для нас, наша хватка за разделение слабеет, мы осознаем, что это самое
неестественное состояние, и тогда нас будет все больше привлекать наше
естественное состояние расширения Господней Любви. Мы ничем не жертвуем,
чувствуя лишь благодарность за то, что мы, наконец, дома.
Перевод Олега Кричевского, редакция Тани Молодцовой
